Русская жизнь

Auto da fe academica

«Письмо ученых» как квазирелигиозный феномен

Группа академиков РАН, среди которых нобелевские лауреаты Жорес Алферов и Виталий Гинзбург, обратилась с открытым письмом к президенту России. Ученые выразили обеспокоенность возрастающей, по их мнению, клерикализацией российского общества и призвали главу государства оградить современную российскую науку от церковного вмешательства. В частности, резкой критике подверглись идеи внедрения в программу средней школы курса основ православной культуры и инициатива РПЦ о внесении специальности «теология» в перечень научных специальностей Высшей аттестационной комиссии.
Челобитная академиков президенту с просьбой окоротить «церковников-мракобесов» — это не «наука против религии». Наука здесь вообще играет роль второстепенную.

Это — одна религия против другой. Вернее, квазирелигия против религии настоящей. По своей стилистике, по интонации это никакое не письмо ученых. Это вопль жрецов, обеспокоенных за судьбу своего культа. Оставьте нам нашего Перуна, нашего Велеса. Не троньте наши капища, наши древние, испокон века установленные идолища.
В Советском Союзе наука, как известно, была одной из заменяющих религию институций — наряду с партийным жречеством с его обожествлением вождей, съездами-«соборами» и другими массовыми ритуалами и литературой с ее инжинирингом человеческих душ. Наука в этом раскладе отвечала за истину. За ее надлежащее хранение и постоянное подтверждение. Понятно, что наука была прежде всего просто наукой, но вот эти культовые функции были очень важны. Словосочетание «храм науки» не случайно.
Сделаем небольшое отступление. В этом смысле интересно проанализировать соотношение «точных» и гуманитарных наук. При Сталине «научными хранителями истины» в большей степени выступали гуманитарии. Главным средством сохранения и воспроизведения истины были словесные практики с «Кратким курсом» в качестве Абсолютного Текста, определяющего структуру советской реальности. XX съезд коренным образом изменил ситуацию. Слово как инструмент описания и воспроизведения «советской истины» было дискредитировано признанием того факта, что советские словесные практики могли иметь что-то общее с такими явлениями, как замалчивание и обман. При Хрущеве, а особенно при Брежневе на вахту по хранению истины заступили естественники. Не случайно в 60-е годы таким актуальным было негласно инспирированное противостояние «физиков» и «лириков». Победа — опять-таки негласная и неявная — была заранее отдана «физикам». Это, разумеется, не зафиксировано никакими актами и распоряжениями, но ситуация складывалась именно так. Гуманитариям в новой схеме отводилась роль псевдошаманов, своим камланием-бормотанием «заговаривающих» реальность и произносящих в нужные моменты нужные мантры. А точные науки при позднем социализме — это было серьезно, это было самое нутряное, заветное. Здесь гнездилась советская истина.
Вернемся к нашим академикам. Эти люди привыкли чувствовать себя жрецами. Привыкли быть хранителями истины, ответственными за истину. Более того: судьями в вопросах истины.
Письмо написано не столько учеными, сколько истово верующими людьми. Для них материализм, дарвинизм и «общие предки человека и обезьяны» не научные гипотезы, не предметы критического анализа. Это предметы веры, истины в последней инстанции, не подлежащие сомнению и пересмотру. Любое посягательство на эти истины повергает жрецов от науки в священный трепет и гнев.
Академики — люди глубоко советские, что называется, аппаратные. У них звериное чутье на тенденции. И вот — почуяли неблагоприятную для себя тенденцию. Поняли, что есть конкурент, пусть пока слабый, но в перспективе угрожающий их приятным жреческим функциям.
Эти люди вовсе не радеют за науку, не боятся, что «наука погибнет». Они боятся, что в один прекрасный день наука окажется... просто наукой. Ни больше ни меньше. Одной из сфер человеческой деятельности, причем не самой важной. Это же ужас: был хранителем истины, экспертом в области истины, а стал просто специалистом по изучению окружающей реальности не особенно совершенными методами. Страх за свой статус жрецов — вот что движет авторами письма.
Отсюда и фанатичная борьба уважаемых академиков с преподаванием основ православной культуры. Всем понятно, что внедрение этого предмета в школьную программу — проблема чрезвычайно сложная. Как преподавать этот предмет? По каким методикам, программам? Кто должен этим заниматься, священники или гражданские преподаватели? Где найти столько преподавателей? Что предложить детям из инославных семей? Все эти вопросы требуют тщательного решения. Это понятно, но в данном случае речь не об этом. Академиков заботит вовсе не ущемление чьих-то свобод или низкий уровень преподавания ОПК. Наши естественнонаучные жрецы боятся, что внедрение ОПК (при адекватном уровне преподавания этого предмета) пошатнет традиционный советский школьный культ точных наук. Что в школьной программе возникнет некое новое, абсолютное измерение, которое выявит всю относительность «объективного» знания, хотя бы потому, что мы все умрем (и, возможно, скоро), а знание законов термодинамики или умение решать квадратные уравнения за гробом не очень-то пригодятся. Что вдруг выяснится, что для становления человеческой личности литература и история более важны, чем химия и астрономия, хотя бы потому, что без истории и литературы человек — необразованный дикарь, а без химии и астрономии — просто человек, не знающий химию и астрономию.
Борьба со специальностью «теология» — вообще что-то анекдотичное. Рассматривать это как угрозу — признак не совсем адекватного восприятия реальности. Почему-то уважаемые светила науки, ратующие за светскость и цивилизованность, забывают, что специальность «теолог» официально принята в таких странах, как США, Великобритания и Германия, и на состоянии тамошних наук это никоим образом не сказывается.
Так что академики воюют за статус. Если хотите, метафизический.
А наука-то здесь как раз и ни при чем. Более того, чем скорее наша наука избавится от не свойственных ей жреческих функций, чем скорее прекратятся завывания о Дарвине и материализме как конечной истине, тем лучше будет для самой науки.